Моральный вред — какой он?
Рубрика: Государство и право
Дата публикации: 28.03.2016 2016-03-28
Статья просмотрена: 208 раз
Библиографическое описание:
Атрашкевич В. Н. Моральный вред — какой он? // Молодой ученый. — 2016. — №7. — С. 455-457. — URL https://moluch.ru/archive/111/27346/ (дата обращения: 24.07.2018).
Статья посвящена анализу оснований компенсации неимущественного вреда, причиненного физическим лицам. В статье рассказывается об аспектах нематериального вреда, в частности о психических и физических страданиях. Кроме того, в статье приводятся критерии, которыми руководствуется Европейский суд по правам человека при исчислении размера нематериального вреда.
Английский термин «non-pecuniary damage», в переводе означающий «неимущественный (нематериальный) ущерб», соотносим с нашим пониманием о «моральном вреде». Однако по своему объему понятие «неимущественный ущерб», используемое в практике Европейского суда по правам человека, шире понятие «моральный вред», и по смыслу включает моральный вред (причиненные физические или нравственные страдания) лишь в качестве одного из аспектов.
Нематериальный вред по самой своей природе не поддается точному математическому исчислению, поэтому Европейский суд при определении его размера руководствуется соображениями справедливости. Размер и основания выплаты данного вида компенсации в каждом конкретном случае зависят от обстоятельств дела и прецедентной практики Суда по делам, вынесенным против соответствующего государства-ответчика.
Согласно прецедентной практике Европейского суда нематериальный вред включает в себя: физическую боль и страдания (physical pain and suffering), вред жизни (damage to health), психический вред (psychological harm), эмоциональный стресс (stress), чувства разочарования (frustration) и унижения (humiliation), чувства тревоги (anxiety) и несправедливости (injustice), чувство неопределенности (uncertainty), а также эмоциональные переживания (distress) и беспокойство (inconvenience). Кроме того, Европейский суд относит к нематериальному вреду репутационный ущерб (loss of reputation), а также вред доброму имени (good name), вред, причиненный взаимоотношениям (loss of relationship), а также нарушение нормального хода частной жизни (disruption to lives). [1]
В частности, в деле «Познахирина против России» (Poznakhirina v. Russia)[1] Европейский суд указал, что поскольку заявительница по делу имела высокооплачиваемую работу. На этом основании Суд решил, что невыплата заявительнице денежных средств, присужденных судебным решением, не повлияла на уровень ее доходов и для компенсации достаточно просто констатации факта нарушения.
Резюмируя, можно сделать вывод, что при определении размера возмещения нематериального ущерба физическим лицам Европейский суд принимает во внимание следующие факторы: тяжесть и серьезность установленного нарушения, продолжительность этого нарушения, наличие тяжелых или необратимых последствий, наступивших для здоровья заявителя, продолжительность и степень нравственных и физических страданий, индивидуальные особенности заявителя (например, его возраст и состояние здоровья), а также требования справедливости.
Чем же должен руководствоваться судья при определении размера компенсации морального вреда в каждом конкретном случае, анализировать сложившуюся практику в своем регионе или применять критерии Европейского суда при решении этого вопроса, и должен ли размер зависеть от личностных особенностей потерпевшего, степени его эмоциональности, ранимости, уровня самооценки, физического развития, пола и т. д. Моральный вред возникает в результате физических либо нравственных страданий. Физические страдания, чувство физической боли — категория физиологическая. У разных людей разный болевой порог, разная способность терпеть физическую боль. И было бы неправильным считать, что удар одинаковой силы молодого человека, занимающегося спортом и девочки школьницы причинит им одинаковую физическую боль, а, следовательно, и одинаковый моральный вред, который может быть компенсирован равной денежной суммой.
Что касается нравственных страданий, то их можно определить, как совокупность отрицательных эмоций — чувства страха, унижения, обиды, угнетения, тревоги и т. д. Естественно, что степень и глубина подобных психических реакций напрямую зависит как от индивидуальных особенностей психики, уровня развития интеллекта, самооценки потерпевшего, так и от положения объекта, посягательство на который причиняет моральный вред, в системе ценностей самого потерпевшего. В соответствии со ст. 1064 ГК РФ вред, причиненный личности гражданина, подлежит возмещению в полном объеме. Следовательно, размер денежной суммы, подлежащей взысканию в счет компенсации морального вреда, прямо пропорционален степени физических или нравственных страданий, характер которых в свою очередь зависит от индивидуальных особенностей потерпевшего. Таким образом, законодатель обоснованно предписывает судам (ст. ст. 151,1101 ГК) при определении размера компенсации морального вреда учитывать индивидуальные особенности потерпевшего.
Представляется ошибочным мнение о том, что компенсация морального вреда за психические страдания, вызванные шрамом на руке от укуса собаки, должна быть одинаковой как для девушки, планирующей начать работу модели и для которой вопрос о том, как она выглядит стоит на первом месте, так и для пожилого человека, не очень сильно озабоченного внешностью. Ведь если в системе ценностей потерпевшего его собственная внешность стоит на одном из первых мест, то и причинение ущерба внешнему виду вызовет у него глубокие переживания. В случае же, когда потерпевший вообще не придает значения красоте своего тела и не испытывает отрицательных эмоций от того, что его внешность пострадала, можно говорить лишь о компенсации морального вреда, выразившегося в физической боли от укуса собаки. Российское законодательство не конкретизирует, какие именно индивидуальные особенности потерпевшего могут влиять на размер денежных сумм, взыскиваемых в порядке компенсации морального вреда и нужно ли учитывать материальное положение потерпевшего при определении размера компенсации морального вреда. Возможно ли применение положений гл. 59 ГК («Обязательства вследствие причинения вреда») к обязательствам из причинения морального вреда. Законодатель предписывает учитывать доходы потерпевшего лишь при возмещении утраты этих доходов (ст. 1085 ГК). Применительно же к определению размера компенсации морального вреда необходимо во всех случаях учитывать материальное положение лица, которому такой вред причинен. При этом чем, выше доходы потерпевшего, тем большая сумма должна взыскиваться, так как для морального удовлетворения человека с высоким уровнем дохода необходима соответствующая компенсация в противном случае будет нарушен принцип равноправия граждан и требования о справедливости возмещения. Необходимость учета материального положения потерпевшего в данном случае продиктована спецификой компенсируемого вреда. При причинении материального ущерба, лицо лишается материального блага, имеющего денежную стоимость, затруднения при определении суммы возмещения могут возникнуть лишь в связи с установлением денежной стоимости этого блага. Моральный же вред, как категория нематериальная, не может быть оценен денежной суммой, как категорией исключительно материальной. Компенсация морального вреда — это возможность потерпевшему испытать за счет взысканной суммы положительные эмоции, соразмерные испытанным им физическим или нравственным страданиям. Предположим, что двум женщинам причинены нравственные страдания одинаковой степени тяжести, они испытали одинаковое количество отрицательных эмоций. При этом одна потерпевшая является руководителем крупной коммерческой фирмы имеющая очень высокий уровень дохода, а другая является уборщицей помещений, уровень ее доходов крайне низок. Естественно, что состоятельному человеку для того, чтобы испытать положительные эмоции, соразмерные причиненному моральному вреду, необходима гораздо большая сумма денег, чем человеку малообеспеченному. Уборщица может испытать точно такие же положительные эмоции от покупки на рынке новой пары сапог на взысканные деньги, как и руководитель — от приобретения брендовой обуви фирмы Лабутен. Соответственно двум лицам в равной степени компенсирован причиненный моральный вред, хотя взысканные суммы неодинаковы.
Таким образом, при определении размера суммы взыскиваемой в счет компенсации морального вреда судам необходимо руководствоваться индивидуальными психологическими особенностями потерпевшего, а также его материальным положением, что, не противоречит принципу равенства граждан, и соответствует требованию ст. 1064 ГК о праве потерпевшего на возмещение в полном объеме вреда, ему причиненного.
- Д. В. Афанасьев Практика Европейского суда по правам человека по возмещению неимущественного ущерба
[1] Judgment of the Grand Chamber of the European Court of 24 February 2005 on the merits of the application N 25964/02 Poznakhirina v. Russia.
moluch.ru
Постановление Европейского Суда по правам человека от 18 марта 2010 г. Дело "Максимов (Maksimov) против Российской Федерации" (жалоба N 43233/02) (Первая секция)
Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)
Дело «Максимов (Maksimov)
против Российской Федерации»
(Жалоба N 43233/02)
Страсбург, 18 марта 2010 г.
По делу «Максимов против Российской Федерации» Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:
Христоса Розакиса, Председателя Палаты,
Георга Николау, судей,
а также при участии Андре Вампаша, Заместителя Секретаря Секции Суда,
заседая за закрытыми дверями 25 февраля 2010 г.,
вынес в указанный день следующее Постановление:
1. Дело было инициировано жалобой N 43233/02, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее — Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция) гражданином Российской Федерации Владимиром Владимировичем Максимовым (далее — заявитель) 22 ноября 2002 г.
2. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.
3. Заявитель утверждал, что, в частности, национальные суды отказали ему в присуждении достаточной компенсации ущерба, причиненного вследствие незаконных действий сотрудников милиции в апреле 2000 г., и что сотрудники милиции подвергли его жестокому обращению в декабре 2001 г.
4. 20 мая 2005 г. председатель Первой Секции коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 3 статьи 29 Конвенции, было также решено рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.
5. Власти Российской Федерации возражали против одновременного рассмотрения жалобы по вопросу приемлемости и по существу. Рассмотрев возражения властей Российской Федерации, Европейский Суд отклонил их.
I. Обстоятельства дела
6. Заявитель родился в 1963 году и проживает в г. Красноярске.
A. Попытка обыска загородного жилища заявителя в марте 2000 г.
7. 2 марта 2000 г. два сотрудника милиции прибыли в загородное жилище заявителя с намерением его обыскать. Заявитель возражал, и сотрудники милиции удалились. Как утверждает заявитель, они возвратились в тот же день, забрались на забор и сломали его.
8. 23 декабря 2001 г. заявитель после безуспешных попыток возбудить уголовное дело против сотрудников милиции предъявил иск к местному органу прокуратуры о взыскании компенсации вреда, причиненного отказом в возбуждении уголовного дела.
9. 10 сентября 2002 г. Красноярский краевой суд отклонил иск в последней инстанции, установив, что органы прокуратуры не имели оснований возбуждать уголовное дело, поскольку сотрудники милиции не обыскивали жилище заявителя.
B. Жестокое обращение 24 апреля 2000 г.
1. События 24 апреля 2000 г.
10. 24 апреля 2000 г., около 2.30, два сотрудника милиции, Н. и Не., и родственник Н., В., в связи с информацией о том, что заявитель хранит незарегистрированное оружие, вторглись в его загородное жилище. Заявитель и его 15-летняя дочь находились дома. Сотрудники сообщили заявителю, что в соседнем доме убит мужчина, и потребовали, чтобы заявитель выдал охотничью винтовку и патроны.
11. В ответ на утверждение заявителя о том, что он не имеет оружия, сотрудник Н. дважды ударил его по голове рукояткой пистолета. Угрожая применить оружие, он приказал заявителю встать лицом к стене, положить руки на стену и расставить ноги. Узнав, что дочь заявителя также находится в доме, сотрудник Н. приказал ей спуститься. Когда она отказалась, сотрудник Н. выстрелил в воздух. Поскольку дочь заявителя продолжала отказываться подчиниться, сотрудник Н. приблизился и ударил ее не менее четырех раз по голове рукояткой пистолета. Как утверждает заявитель, стащив девочку вниз, сотрудник Н. продолжал избивать его и его дочь, угрожая им убийством.
12. Сотрудники милиции и В. обыскали дом. Не найдя оружия, сотрудник Н. вновь причинил заявителю побои. Заявитель утверждал, что сотрудник Н. приставил пистолет к его голове и нажал на спуск. Выстрел не последовал, поскольку пистолет не был заряжен. После этого угрозы убийством возобновились.
13. Сотрудники милиции связали руки заявителя за спиной и доставили его в другой дом, где побои и угрозы продолжились. Заявитель был освобожден через несколько часов, после того как обещал явиться в отделение милиции на следующий день.
2. Уголовное дело
14. 25 апреля 2000 г. заявитель подал жалобу Емельяновскому районному прокурору, в которой описал события, имевшие место прошлой ночью. Было возбуждено уголовное дело.
15. 24 июля 2000 г. следователь прекратил уголовное дело, установив, что жалоба заявителя является явно необоснованной. Следователь отметил, что медицинские эксперты осмотрели заявителя и его дочь и выявили у обоих закрытые черепно-мозговые травмы и сотрясение. Эксперты также зафиксировали ушибленные раны в теменной области головы заявителя и четыре рвано-ушибленные раны на голове его дочери. Однако следователь заключил, что отсутствуют доказательства, подкрепляющие утверждение заявителя о том, что травмы были причинены сотрудником Н.
16. Через четыре дня Емельяновский районный прокурор отменил постановление и возобновил расследование.
17. В неустановленную дату сотруднику Н. было вручено обвинительное заключение, и уголовное дело было передано в Емельяновский районный суд Красноярского края.
18. Заявитель и его представитель участвовали в судебном разбирательстве. 4 июня 2002 г. районный суд удалил представителя заявителя из зала судебного заседания в связи с неуважением к суду.
19. 6 июня 2002 г. Емельяновский районный суд, установив, что 24 апреля 2000 г. Н. вторгся в загородное жилище заявителя, сильно избил заявителя и его дочь и обыскал дом, признал его виновным в незаконном проникновении в жилище и превышении должностных полномочий при отягчающих вину обстоятельствах и приговорил его к трем годам и шести месяцам лишения свободы. Районный суд, не мотивировав свое решение, также взыскал с Н. 25 000 рублей (приблизительно 840 евро) в качестве компенсации морального вреда в пользу заявителя и его дочери. В то же время районный суд предложил заявителю предъявить отдельный иск о возмещении вреда здоровью заявителя и его дочери незаконными действиями Н.
20. Заявитель подал жалобу, в которой, в частности, выразил несогласие с исходом разбирательства.
21. 27 августа 2002 г. Красноярский краевой суд, отметив, что районный суд не допустил значительных нарушений законодательства, оставил без изменения приговор от 6 июня 2002 г. Заявитель участвовал в заседании суда кассационной инстанции.
22. Приговор от 6 июня 2002 г., оставленный без изменения 27 августа 2002 г., не был исполнен в части возмещения вреда, поскольку Н. не имел имущества.
3. Иск о возмещении вреда против государственных органов
23. 4 ноября 2002 г. заявитель и его дочь предъявили иск к Министерству финансов России, управлению Федерального казначейства по Красноярскому краю и органам внутренних дел Красноярского края и Емельяновского района с требованием о компенсации морального вреда. Заявитель утверждал, что государство должно нести ответственность за незаконные действия своих представителей, в настоящем деле сотрудника милиции Н., который вторгся в его дом и избил его и его дочь. Он также утверждал, что компенсация, присужденная ему приговором от 6 июня 2002 г., была недостаточной, и даже она не была ему выплачена.
24. 3 апреля 2003 г. Свердловский районный суд г. Красноярска отклонил иск, мотивировав это таким образом:
«Заслушав объяснения сторон и изучив материалы дела, суд приходит к следующим выводам.
6 июня 2002 г. Емельяновский районный суд Красноярского края признал Н. виновным [в совершении преступлений], предусмотренных частью 3 статьи 139 и пунктами «а» и «б» части 3 статьи 286 Уголовного кодекса Российской Федерации и приговорил его к трем годам и шести месяцам лишения свободы. [Суд] взыскал 25000 рублей в качестве компенсации морального вреда в пользу [заявителя] (10000 рублей в его пользу и 15000 рублей в пользу [его дочери]).
Приговором суда установлено, что 24 апреля 2000 г. Н., действуя против воли [заявителя], проник в его жилище (загородное жилище), где несколько раз выстрелил из пистолета. Н. дважды ударил [заявителя] по голове рукояткой пистолета, причинив ссадину на коже головы заявителя. Н. ударил [дочь заявителя] не менее четырех раз по голове рукояткой пистолета, причинив закрытую черепно-мозговую травму, сопровождавшуюся сотрясением, и четыре рвано-ушибленные раны.
В силу статьи 254 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации гражданин, организация вправе оспорить в суде действие (бездействие) органа государственной власти, органа местного самоуправления, должностного лица.
Согласно статье 1069 Гражданского кодекса Российской Федерации, вред, причиненный гражданину или юридическому лицу в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления либо должностных лиц этих органов. подлежит возмещению. Вред возмещается за счет соответственно казны Российской Федерации, казны субъекта Российской Федерации или казны муниципального образования.
Статья 1069 охватывает незаконные действия не всех работников государственного или муниципального органа, но только тех, которые упомянуты в примечании к статье 285 Уголовного кодекса Российской Федерации. Должностными лицами признаются лица, постоянно, временно или по специальному полномочию осуществляющие функции представителя власти либо выполняющие организационно-распорядительные, административно-хозяйственные функции в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждениях. Для наступления ответственности согласно статье 1069 Гражданского кодекса Российской Федерации должностное лицо должно причинить вред при исполнении своих обязанностей.
В силу статьи 49 Конституции Российской Федерации любое лицо, обвиняемое в совершении преступления, считается невиновным, пока его вина не доказана в соответствии с федеральным законом и не установлена вступившими в силу приговором суда.
В судебном заседании установлено, что после вступления в силу приговора [от 6 июня 2002 г.] Н. был уволен со [службы в милиции].
В соответствии со статьей 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации, вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного привлечения к административной ответственности в виде административного ареста или исправительных работы, возмещается за счет казны Российской Федерации, а в случаях, предусмотренных законом, за счет казны субъекта Российской Федерации или казны муниципального образования в полном объеме, независимо от вины должностных лиц [милиции], органов предварительного следствия, прокуратуры и суда в порядке, установленном законом.
Возмещение вреда, причиненного гражданину или юридическому лицу в результате незаконных действий [милиции], органов предварительного следствия, прокуратуры, которые не порождают последствий, предусмотренных пунктом 1 [статьи 1070], осуществляется на основе и в порядке, предусмотренном статьей 1069 [Гражданского кодекса Российской Федерации].
Правоотношения между истцами и ответчиками не относятся к сфере действия статьи 1070 .
Таким образом, [суд] отклоняет довод [истца] о том, что действия (бездействие) органов внутренних дел Емельяновского района и Красноярского края и Министерства внутренних дел Российской Федерации являлись незаконными.
В силу статьи 151 Гражданского кодекса Российской Федерации, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
Статья 150 Гражданского кодекса Российской Федерации относит к числу нематериальных благ. жизнь и здоровье, достоинство личности, личную неприкосновенность.
Компенсация морального вреда присуждению не подлежит, поскольку приговором Емельяновского районного суда Красноярского края в пользу заявителя была взыскана компенсация морального вреда, подлежавшая уплате Н., непосредственным причинителем вреда.
Настоящее решение не установило вины должностных лиц в причинении вреда [заявителю].
При таких обстоятельствах суд находит требования [истца] явно необоснованными и отклоняет их в полном объеме».
25. 16 июля 2003 г. Красноярский краевой суд оставил решение районного суда без изменения, указав следующее:
«. с учетом того, что [заявитель] и [его дочь] использовали свое право и предъявили требование о компенсации морального вреда к непосредственному причинителю вреда и их требования были удовлетворены судом при рассмотрении уголовного дела; что компенсация морального вреда представляет собой единовременное возмещение; и что повторная компенсация морального вреда, причиненного теми же действиями заинтересованного лица, не допускается, [районный] суд законно отклонил требования истца о компенсации морального вреда в связи с незаконными действиями Н.».
C. Похищение автомобиля в 2001 году
26. 2 августа 2001 г. автомобиль заявителя был похищен. В тот же день два лица были задержаны, и им были предъявлены обвинения в краже. Автомобиль был возвращен заявителю. 28 мая 2002 г. Красноярский краевой суд в последней инстанции признал этих лиц виновными в незаконном завладении автомобилем без цели хищения, оправдал их по обвинению в краже и приговорил к двум годам лишения свободы условно.
D. Предполагаемое жестокое обращение в 2001 году
1. События 19 декабря 2001 г.
27. Как утверждает заявитель, 19 декабря 2001 г. два сотрудника милиции, М. и Д., остановили его на улице и попытались произвести личный обыск. Заявитель возражал и сотрудники милиции доставили его в местное отделение милиции, где его побили и поместили в изолятор временного содержания. Он был освобожден через два часа без указания мотивов его задержания.
28. Власти Российской Федерации представили иную версию событий, согласно которой сотрудники М. и Д. доставили заявителя в Свердловский отдел милиции Красноярска после совершения им административного правонарушения, предусмотренного статьей 162 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях. Дежурный по отделению составил протокол N 29384, изложив подробности административного правонарушения. Протокол, представленный в Европейский Суд властями Российской Федерации, состоял из двухстраничного печатного бланка, в котором дата, имена сотрудника и заявителя, персональные данные заявителя и описание административного правонарушения были вписаны от руки. В соответствующей части указывалось следующее (отпечатанная часть набрана прямым шрифтом, рукописная — курсивом):
«19 декабря 2001 г., приблизительно в 10.20, на остановке общественного транспорта. [заявитель] находился в состоянии опьянения, передвигался, пошатываясь, и выглядел неопрятно, тем самым совершил административное правонарушение, предусмотренное статьей 162 Кодекса об административных правонарушениях, а именно «появление в общественном месте в состоянии опьянения».
Свидетели, потерпевший _______________________
[Заявителю] разъяснены его права и обязанности, предусмотренные статьей 247 Кодекса об административных правонарушениях.
[Я] выпил 100 граммов водки.
Я, [заявитель], уведомлен о том, что мое дело будет рассмотрено Свердловским отделом внутренних дел.
Решение, принятое по делу: в соответствии с пунктом 1 статьи 162 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях сделано предупреждение.
29. После его освобождения из отдела милиции 19 декабря 2001 г. заявитель был осмотрен врачом травматологического отделения местной больницы, и ему был поставлен диагноз «ушиб левой стороны груди». В отсутствие видимых следов травмы диагноз был поставлен за счет прощупывания грудной клетки и жалоб заявителя на боль. Врач сообщил в Свердловский отдел внутренних дел о травме заявителя, предположительно причиненной сотрудниками милиции. Дежурный записал разговор в журнал и присвоил записи N 014623.
30. В тот же день сотрудник Д. составил объяснительную из одного предложения, в которой указывалось, что 19 декабря 2001 г. около 9.20 он и сотрудник М. задержали заявителя, поскольку он был пьян, имел нетвердую походку и выглядел неопрятно.
31. 19 декабря 2001 г. дежурный сотрудник милиции опросил заявителя относительно обстоятельств причинения ему травм. Заявитель пояснил, что утром того же дня к нему подошли два сотрудника милиции, которые предложили ему предъявить удостоверение личности. В ответ на разъяснение заявителя о том, что он не имеет документов, сотрудник милиции попытался его обыскать. Заявитель возражал, и его доставили в местное отделение милиции, где подвергли обыску. После обыска один из сотрудников милиции отвел его в камеру, где несколько раз ударил заявителя в грудь, сопровождая удары разъяснениями о том, что ему следует научиться правильно разговаривать с милицией.
32. На следующий день сотрудник М. представил письменное объяснение вышестоящему сотруднику. В объяснении указывалось следующее:
«По существу заданных мне вопросов [я] могу пояснить, что 19 декабря 2001 г., приблизительно в 9.20, когда я, сотрудник милиции, участвовал в патрулировании совместно с Д., мы заметили подозрительного мужчину, одетого неопрятно (его куртка была расстегнута). Подойдя к мужчине, мы представились и предложили ему предъявить удостоверение личности, в ответ [заявитель]. использовал нецензурные выражения и отказался предъявить [документы], утверждая, что у него нет времени. Затем мы предложили [заявителю] следовать за нами в отдел милиции. Когда мы прибыли в отдел, мужчине было предложено выложить острые предметы на полку. [Заявитель] достал заржавленный гвоздь с загнутым концом и заявил, что не имеет других предметов, кроме пластикового пакета с документами, которые ему нужно доставить в Свердловский районный суд. Мы предложили ему проследовать в камеру для административно задержанных. Он вошел в камеру. Впоследствии был составлен протокол об административном задержании в соответствии со статьей 162 Кодекса об административных правонарушениях. После этого [заявитель] был освобожден».
2. Жалобы в прокуратуру
33. 20 декабря 2001 г. заявитель просил Свердловского районного прокурора возбудить уголовное дело против сотрудников милиции, утверждая, что он был незаконно доставлен в отдел милиции и был там обыскан и побит. Заявитель также утверждал, что документы о его задержании отсутствуют.
34. 25 декабря 2001 г. Свердловский районный прокурор направил жалобу заявителя в Свердловский отдел внутренних дел, предложив провести служебную проверку.
35. 9 января 2002 г. начальник отдела внутренних дел составил заключение, указав следующее:
«19 декабря 2001 г., приблизительно в 9.00, патрульные [M. и Д.] и стажер И. начали свою смену в [местном отделе милиции]. Приблизительно в 10.15, около дома. сотрудники М. и Д. остановили [заявителя], находившегося в состоянии алкогольного опьянения, выглядевшего неопрятно и имевшего нетвердую походку, державшего правую руку на груди, что вызвало подозрение сотрудников милиции. Сотрудники милиции доставили [заявителя] в отдел милиции, поскольку он не имел при себе удостоверения личности. Запись о [задержании] N 1977 была внесена в журнал задержаний отдела. После внесения записи [заявитель] был обыскан в соответствии с требованиями пункта 2 статьи 11 Закона о милиции.
Сотрудник милиции М. составил протокол об административном правонарушении N 29384 в отношении действий [заявителя], предусмотренных статьей 162 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях. 19 декабря 2001 г. на основании материалов дела было вынесено решение: [заявителю] было объявлено предупреждение.
Запись в журнале задержаний свидетельствует о том, что [заявитель] был освобожден в 11.00.
В своей жалобе [заявитель] указывал, что сотрудники милиции задержали его в отсутствие законных оснований; кроме того, сотрудники милиции незаконно произвели его личный обыск. После этого он был доставлен в отдел милиции и побит сотрудником милиции.
Сотрудники милиции М. и Д. указали в своих объяснениях, что 19 декабря 2001 г. они задержали [заявителя]; в его отношении был составлен протокол об административном правонарушении в соответствии со статьей 162 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях; физическая сила или специальные средства к [заявителю] не применялись.
Служебной проверкой не удалось устранить противоречия между объяснениями сотрудников милиции и [заявителя]».
Материалы служебной проверки были направлены в Свердловскую районную прокуратуру.
36. 18 января 2002 г. прокурор назначил графологическую экспертизу подписи на протоколе от 19 декабря 2001 г., поскольку заявитель утверждал, что он не подписывал каких-либо документов в этот день. 5 февраля 2002 г. Красноярское городское бюро экспертизы составило заключение, отметив, что представленных данных недостаточно для исчерпывающего вывода о том, что заявитель подписал протокол. Однако эксперты не исключили возможности того, что подписи принадлежат заявителю.
37. 18 февраля 2002 г. помощник Свердловского районного прокурора на основании результатов служебной проверки, заключения графологической экспертизы и показаний заявителя, сотрудников милиции М. и Д. и врача, осматривавшего заявителя 19 декабря 2001 г., отказал в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции, не усмотрев в их действиях состава преступления. В частности, помощник прокурора указал следующее:
«Таким образом, проверкой не выявлено признаков состава преступления. в действиях сотрудников милиции М. и Д. Задержание [заявителя] и его оформление в [местном отделе милиции] были проведены в соответствии с нормами административного законодательства ; в отношении [заявителя] был составлен протокол об административном правонарушении в соответствии со статьей 162 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях. 19 декабря 2001 г. было решено применить к [заявителю] административное наказание в виде предупреждения. Для того чтобы действия образовали состав преступления, предусмотренного статьей 286 Уголовного кодекса Российской Федерации, должностное лицо должно совершить действия, которые при любых обстоятельствах никто не может совершать* (*По всей вероятности, здесь и далее (например, в § 45 ) имелось в виду, что согласно статье 286 Уголовного кодекса превышение должностных полномочий подразумевает совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий, тогда как сотрудники милиции действовали в их пределах (прим. переводчика).) (безосновательное причинение травмы). Однако невозможно с достоверностью установить, что [заявитель] претерпел травму, поскольку его диагноз ставился под сомнение и не был своевременно подтвержден. Судебномедицинская экспертиза в отношении этих травм не назначалась».
38. Заявитель подал жалобу в Свердловский районный суд, в частности, указав, что его задержание 19 декабря 2001 г. и признание виновным в совершении административного правонарушения были незаконны. Он настаивал на том, что узнал о признании его виновным в совершении административного правонарушения только из постановления помощника прокурора.
39. 11 июля 2002 г. районный суд отменил постановление от 18 февраля 2002 г. и предложил прокуратуре провести дополнительную проверку. В частности, он подчеркнул, что прокуратуре следует допросить стажера И. относительно обстоятельств задержания заявителя и врача из травматологического отделения относительно состояния алкогольного опьянения, в котором предположительно находился заявитель. Районный суд также отметил, что заявителю следовало отдельно обжаловать административное задержание.
40. Решение от 11 июля 2002 г. не было обжаловано и вступило в силу. Заявитель не обжаловал предполагаемую незаконность его административного задержания в обособленном разбирательстве.
41. 20 сентября 2002 г. заместитель Свердловского районного прокурора прекратил производство по делу в связи с отсутствием достаточных оснований для привлечения к ответственности. Постановление включало в себя текст постановления, вынесенного 18 февраля 2002 г., и содержало дополнительные абзацы, в которых указывалось следующее:
«В ходе дополнительной проверки был опрошен исполняющий обязанности заведующего травматологическим отделением Свердловского района Б.; [он] пояснил, что когда лицо поступает в травматологическое отделение в состоянии опьянения, делается запись в журнале «регистрации преступлений» о том, что лицо находится в состоянии алкогольного опьянения. В деле [заявителя] такая запись не была учинена; поэтому он не может охарактеризовать, в каком состоянии находился заявитель.
Сотрудник милиции патрульной службы Свердловского районного отдела внутренних дел И., будучи опрошена в рамках дополнительной проверки, пояснила, что в декабре 2001 г. она являлась стажером. 19 декабря 2001 г. она находилась в составе патруля. совместно с сотрудниками милиции М. и Д. Между 9.30 и полуднем был доставлен [заявитель]; [он] вел себя несоответственно и был одет неопрятно. Мужчина был помещен в камеру для административно задержанных и в связи с его поведением был составлен протокол об административном правонарушении в соответствии со статьей 162 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях. [Заявитель] подписал протокол».
42. По жалобе заявителя на уклонение органов прокуратуры от надлежащей проверки его утверждений о жестоком обращении 14 ноября 2002 г. Красноярский краевой суд в качестве последней инстанции оставил без изменений постановление от 20 сентября 2002 г., установив, что заместитель прокурора тщательно проверил доказательства и сделал правильные выводы.
43. 30 января 2003 г. первый заместитель прокурора Красноярского края отменил постановление от 20 сентября 2002 г., установив, что проверка являлась неполной, а постановление — преждевременным. Он поручил провести новую проверку, указав ряд действий, которые следует совершить, включая установление лиц, которые могли видеть заявителя в отделе милиции. Первый заместитель также отметил ряд противоречий в показаниях сотрудников милиции, в частности относительно времени задержания, состоянии опьянения заявителя и отсутствия удостоверения личности.
44. 18 марта 2003 г. заместитель Свердловского районного прокурора отклонил жалобу заявителя на жестокое обращение как явно необоснованную. В постановлении воспроизводился текст предыдущих двух постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции. Кроме того, заместитель прокурора сослался на показания сотрудников милиции M., Д. и И., полученные во время дополнительной проверки. В связи с давностью событий три сотрудника милиции не могли точно указать время, в которое они задержали заявителя. Заместитель прокурора также подчеркнул, что образцы почерков сотрудников милиции не позволили эксперту прийти к исчерпывающему выводу относительно того, кем выполнена подпись на протоколе задержания заявителя. В последнем абзаце постановления указывалось следующее:
«Таким образом, проверкой не установлены признаки состава преступления. в действиях [сотрудников милиции Д., М. и И.]. Задержание [заявителя] и его оформление в [местном отделе милиции] были произведены в соответствии с административным законодательством , действовавшим в период, относящийся к обстоятельствам дела; в отношении [заявителя] был составлен протокол об административном правонарушении; он обжаловал его в порядке, предусмотренном законом. 19 декабря 2001 г. [заявитель] был признан виновным в совершении [административного правонарушения] и ему было объявлено предупреждение. Для того чтобы действия образовали состав преступления, предусмотренного статьей 286 Уголовного кодекса Российской Федерации, должностное лицо должно совершить действия, которые при любых обстоятельствах никто не может совершать. В соответствии со статьями 10 [и] 11 Закона о милиции, сотрудники милиции должны пресекать и предотвращать совершение административного правонарушения, [должны] проверять удостоверения личности, если имеются основания подозревать совершение административных правонарушений, [должны] осуществлять обыски лиц и их личного имущества; и [должны] осуществлять административное задержание и составлять протоколы об административных действиях. Согласно законодательству Российской Федерации, сотрудники патрульной службы милиции, патрульные подразделения должны обеспечивать общественную безопасность и поддерживать общественный порядок на своих маршрутах, постах и прилегающей к ним территории; [они] должны предупреждать и пресекать административные правонарушения. Во время проверки М. и Д. дали показания, пояснив, что они проверили документы [заявителя], поскольку [заявитель] подозревался в совершении административного правонарушения».
45. 16 сентября 2003 г. Красноярский краевой суд в последней инстанции отклонил жалобу заявителя на постановление от 18 марта 2003 г., заключив, что выводы заместителя прокурора являются правильными.
3. Разбирательство против должностных лиц прокуратуры Красноярского края
46. 18 февраля 2002 г. заявитель жаловался в суд, что должностные лица прокуратуры Красноярского края не рассмотрели его жалобы надлежащим образом, а также перехватили его жалобы Генеральному прокурору Российской Федерации. 17 апреля 2002 г. Красноярский краевой суд оставил без рассмотрения его жалобу, поскольку заявителем не были соблюдены процессуальные требования к таким жалобам.
Иск о возмещении вреда
47. Заявитель предъявил иск в Свердловский районный суд к Министерству финансов России, Министерству внутренних дел, должностным лицам прокуратур Красноярского края и Свердловского района и Свердловского районного отдела внутренних дел. Он требовал возмещения вреда, причиненного сотрудниками милиции 19 декабря 2001 г. в связи с его задержанием, жестоким обращением и обыском и подделкой административных протоколов в его отношении.
48. 26 декабря 2003 г. Свердловский районный суд отклонил иск заявителя, сославшись на постановление заместителя прокурора от 18 марта 2003 г. и статьи 151 , 1064 и 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации. В мотивировочной части решения районного суда указывалось следующее:
«Принимая во внимание установленные обстоятельства и учитывая упомянутые правовые нормы, суд не усматривает оснований для удовлетворения исковых требований, которые являются необоснованными; [заявитель] не представил суду доказательств, свидетельствующих о том, что он претерпел вред в результате незаконных действий со стороны сотрудников милиции и прокуратуры. В то же время законность действий сотрудников милиции и прокуратуры. неоднократно тщательно проверялась и была подтверждена решением Свердловского районного суда г. Красноярска от 17 июля 2003 г., оставленного без изменения Красноярским краевым судом 16 сентября 2003 г.
Утверждения [заявителя] о том, что он претерпел моральный вред в результате незаконных действий со стороны сотрудников милиции и органов прокуратуры, явно необоснованны в связи с обстоятельствами, которые [суд принял во внимание] при отклонении иска».
II. Применимое национальное законодательство
A. Уголовно-правовые средства правовой защиты против незаконных действий должностных лиц. Расследование преступлений
49. Пункт «е» части 2 статьи 117 Уголовного кодекса Российской Федерации предусматривает, что истязания наказываются лишением свободы сроком до семи лет. Согласно пунктам «а» и «в» части 3 статьи 286 превышение должностных полномочий с применением насилия или повлекшее тяжкие последствия наказывается лишением свободы на срок до 10 лет.
50. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (действующий с 1 июля 2002 г., УПК) устанавливает, что уголовное дело может быть возбуждено следователем или прокурором по заявлению лица или по собственной инициативе при наличии достаточных оснований полагать, что совершено преступление ( статьи 146 и 147 ). Прокурор осуществляет общий надзор за исполнением законов органами предварительного следствия ( статьи 37 ). Он вправе давать указания о производстве отдельных следственных действий, передавать дело от одного следователя другому, давать указания о производстве дополнительного расследования. В отсутствие оснований к возбуждению уголовного дела прокурор или следователь отказывают в возбуждении уголовного дела мотивированным постановлением, о чем уведомлялось заинтересованное лицо. Отказ в возбуждении уголовного дела может быть обжалован надлежащему прокурору или в суд общей юрисдикции в порядке, предусмотренном статьей 125 УПК ( статья 148 ). Статья 125 УПК предусматривает, что постановления следователя и прокурора, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затруднить доступ граждан к правосудию, могут быть обжалованы в суде.
B. Гражданско-правовые средства правовой защиты от незаконных действий должностных лиц
51. Соответствующие положения Гражданского кодекса Российской Федерации (от 30 ноября 1994 г.) предусматривают следующее:
Статья 150 . Нематериальные блага
«1. Жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, право свободного передвижения, выбора места пребывания и жительства, право на имя, право авторства, иные личные неимущественные права и другие нематериальные блага, принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы иным способом. «
Статья 151 . Компенсация морального вреда
«Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага. суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. «
52. Пункт 1 статьи 1064 Гражданского кодекса Российской Федерации предусматривает, что вред, причиненный личности или имуществу гражданина, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред. Согласно статье 1069 , государственный орган либо должностное лицо этого органа, незаконными действиями (бездействием) которого причинен вред гражданину, обязан возместить его. Вред возмещается за счет соответственно казны Российской Федерации или казны субъекта Российской Федерации. Статьи 1099-1101 Гражданского кодекса предусматривают компенсацию морального вреда. Статья 1099 , в частности, указывает, что компенсация морального вреда осуществляется независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда.
I. Предполагаемое нарушение статьи 13 Конвенции
53. Заявитель со ссылкой на статью 13 Конвенции указывал, что отказ национальных судов в присуждении ему достаточной компенсации за вред, причиненный сотрудником милиции Н., лишил его эффективного средства правовой защиты в отношении его жалобы на жестокое обращение. Статья 13 предусматривает следующее:
«Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве».
54. Власти Российской Федерации утверждали, что право заявителя, гарантированное статьей 13 Конвенции, было полностью соблюдено, поскольку сотрудник милиции Н., проникший в дом заявителя и побивший его и его дочь, был осужден и приговорен к лишению свободы. Кроме того, заявителю и его дочери была присуждена компенсация в 25000 рублей. Власти Российской Федерации подчеркивали, что иск заявителя о возмещении вреда, предъявленный к государственным органам, включая Емельяновский районный отдел внутренних дел, в котором работал сотрудник Н., не имел правовых оснований, поскольку «двойное возмещение морального вреда, причиненного теми же действиями заинтересованного лица, невозможно».
55. Заявитель доказывал, что если национальные суды присудили недостаточную компенсацию вреда, причиненного незаконными действиями должностного лица государственного органа, и когда такая компенсация даже не выплачена, государство должно нести субсидиарную ответственность и выплатить компенсацию вреда, причиненного действиями его представителя. Однако в его деле национальные суды незаконно отказались учитывать особые обстоятельства: недостаточность компенсации, невозможность ее получения и обязанность государства обеспечить эффективную защиту прав и устранить нарушения этих прав, особенно когда они нарушены представителями государства.
B. Мнение Европейского Суда
1. Приемлемость жалобы
56. До рассмотрения при необходимости вопроса о том, располагал ли заявитель эффективным средством правовой защиты для обжалования жестокого обращения, которое он претерпел от милиции 24 апреля 2000 г., Европейский Суд должен оценить, применима ли статья 13 Конвенции, притом что Европейскому Суду не предлагалось рассматривать нарушение прав заявителя, гарантированных статьей 3 Конвенции.
57. В этой связи Европейский Суд напоминает вывод, сделанный им в деле «Класс и другие против Германии» (Klass and Others v. Germany) (Постановление от 6 сентября 1978 г., §§ 63-64 , Series A, N 28), где указывалось:
«. статья 13 Конвенции устанавливает, что любое лицо, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве. Это положение, понимаемое буквально, повидимому, указывает, что лицо имеет право на средство правовой защиты на уровне страны, только если «нарушение» имело место. Однако лицо не может установить «нарушение» в государственном органе, пока оно не подаст соответствующую жалобу в этот орган. Соответственно. фактическое нарушение Конвенции не может быть предварительным условием для применения статьи 13 Конвенции. По мнению Европейского Суда, статья 13 Конвенции требует того, чтобы лицо, считающее себя претерпевшим ущерб в связи с мерой, предположительно нарушающей Конвенцию , имело средство правовой защиты в национальном органе в целях разрешения его требования и, при необходимости, получения возмещения. Следовательно, статья 13 Конвенции должна толковаться как гарантирующая «эффективное средство правовой защиты в государственном органе» любому, кто утверждает, что его права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены».
58. В дальнейшем Европейский Суд преобразовал свой вывод по делу Класса (упоминавшемуся выше) в понятие о том, что лицо, высказывающее «доказуемое утверждение» о том, что оно является жертвой нарушения права, воплощенного в Конвенции , должно иметь возможность прибегнуть к средству правовой защиты (см., например, Постановление Европейского Суда от 25 марта 1983 г. по делу «Силвер и другие против Соединенного Королевства» (Silver and Others v. United Kingdom), § 113, Series A, N 61). С тех пор статья 13 Конвенции последовательно толковалась Европейским Судом как требующая наличия в национальном законодательстве средства правовой защиты только в отношении тех утверждений, которые могут рассматриваться как «доказуемые» в понимании Конвенции (см. Постановление Большой Палаты по делу «Хаттон и другие против Соединенного Королевства» (Hatton and Others v. United Kingdom), жалоба N 36022/97, § 137, ECHR 2003-VIII).
59. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что стороны не оспаривали, что 24 апреля 2000 г. заявитель подвергся обращению, противоречащему статье 3 Конвенции. Национальные органы провели уголовное расследование жалоб заявителя и признали бывшего сотрудника милиции Н. виновным в превышении должностных полномочий при отягчающих вину обстоятельствах и в незаконном проникновении в жилище заявителя и нападении на него и его дочь, причинившем серьезные травмы (см. § 19 настоящего Постановления). Тот факт, что утверждения заявителя о жестоком обращении в конечном счете оказались обоснованными, делает его жалобу «доказуемой» для целей статьи 13 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 19 февраля 1998 г. по делу «Кая против Турции» (Kaya v. Turkey), § 107 , Reports of Judgments and Decisions 1998-I, и Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу «Чахал против Соединенного Королевства» (Chahal v. United Kingdom), § 147 , Reports 1996-V).
60. Европейский Суд, однако, учитывает, что уголовное расследование утверждений заявителя о жестоком обращении с ним, безотлагательность и эффективность которого заявитель не оспаривает, повлекло осуждение и наказание преступника. В то же время со ссылкой на статью 13 Конвенции заявитель утверждал, что он не смог получить достаточной компенсации за вред от жестокого обращения, причиненного представителем государства. В этом отношении Европейский Суд напоминает, что характер права, гарантированного статьей 3 Конвенции, являющийся одним из важнейших в системе Конвенции, содержит следствия для характера средств правовой защиты, которые должны быть гарантированы заявителю. В частности, Европейский Суд уже неоднократно указывал, что если заявитель выдвинул доказуемую жалобу о жестоком обращении со стороны представителей государства, понятие эффективного средства правовой защиты для целей статьи 13 Конвенции включает при необходимости выплату компенсации; кроме того, тщательное и эффективное расследование, способное повлечь установление и наказание виновных (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу «Аксой против Турции» (Aksoy v. Turkey), § 98 , Reports 1996-VI, и Постановление Европейского Суда от 25 сентября 1997 г. по делу «Айдын против Турции» (Aydin v. Turkey), § 103, Reports 1997-VI). С учетом этих условий требования статьи 13 Конвенции являются более широкими, чем процессуальное обязательство государства-участника о проведении эффективного расследования, вытекающее из статьи 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 28 июля 1998 г. по делу «Эрги против Турции» (Ergi v. Turkey), § 98, Reports 1998-IV, и, с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Кая против Турции», § 107 ).
61. Соответственно, необходимо удостовериться в том, что, помимо извлечения преимуществ из эффективного и безотлагательного расследования его жалоб на нарушение статьи 3 Конвенции, заявитель также располагал «эффективным средством правовой защиты в государственном органе» в значении статьи 13 Конвенции. Европейский Суд, соответственно, находит, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции, не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.
62. Европейский Суд напоминает, что статья 13 Конвенции гарантирует доступность на уровне страны средства правовой защиты, направленного на обеспечение предусмотренных Конвенцией прав и свобод, в какой бы форме они ни были закреплены в национальном правопорядке. Статья 13 Конвенции требует наличия на национальном уровне средства правовой защиты, обеспечивающего рассмотрение компетентным органом страны существа соответствующей жалобы на нарушение Конвенции и предоставления соответствующего возмещения, хотя государства-участники наделены определенной свободой усмотрения при определении способа реализации обязательств, предусмотренных названной статьей. Европейский Суд уже указывал, что объем обязательств по статье 13 Конвенции различен в зависимости от характера жалобы заявителя в соответствии с Конвенцией. Тем не менее, средство правовой защиты, предусмотренное статьей 13 Конвенции, должно быть «эффективным» как практически, так и на законодательном уровне, в частности, его реализации не должны необоснованно препятствовать действия или бездействие властей государства-ответчика (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Аксой против Турции», § 95 ; и Постановление Европейского Суда от 28 ноября 1997 г. по делу «Ментеш и другие против Турции» (Mentes and Others v. Turkey), § 89, Reports 1997-VIII). Европейский Суд также полагает, что если ставится вопрос о доказуемом нарушении одного или нескольких прав, предусмотренных Конвенцией , для жертвы должен быть доступен механизм установления ответственности государственных должностных лиц или органов за это нарушение (см. Постановление Большой Палаты по делу «T.P. и K.M. против Соединенного Королевства» (T.P. and K.M. v. United Kingdom), жалоба N 28945/95, § 107, ECHR 2001-V (извлечения)). Кроме того, в деле о нарушении статей 2 и 3 Конвенции в числе мер возмещения должны быть предусмотрены компенсации материального ущерба и морального вреда (см. Постановление Большой Палаты по делу «Z и другие против Соединенного Королевства» (Z and Others v. United Kingdom), жалоба N 29392/95, § 109, ECHR 2001-V).
63. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, и это не оспаривалось сторонами, что заявитель претерпел серьезные травмы вследствие поведения сотрудника милиции Н. Одно лишь эффективное расследование жалоб заявителя на жестокое обращение не могло устранить физического и психологического ущерба, вызванного прямым и сознательным посягательством на личную неприкосновенность заявителя и потому представляло только одну часть группы мер, необходимых для обеспечения возмещения за жестокое обращение со стороны представителя государства (см. Постановление Европейского Суда от 24 июля 2008 г. по делу «Владимир Романов против Российской Федерации» (Vladimir Romanov v. Russia), жалоба N 41461/02, § 79 * (*Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 3/2009.)). Заявитель утверждал, что он пытался получить возмещение за жестокое обращение, которое он претерпел, с помощью двух исков о возмещении вреда. Однако он указывал, что средство правовой защиты не было достаточно эффективным для того, чтобы отвечать требованиям статьи 13 Конвенции, поскольку оно не предоставило адекватного возмещения. Из вышеизложенного следует, что Европейский Суд должен рассмотреть вопрос о том, представляет ли судебный способ получения компенсации вреда, причиненного заявителю, эффективное, адекватное и доступное средство правовой защиты, способное удовлетворять требованиям статьи 13 Конвенции.
64. Европейский Суд напоминает, что заявитель предъявил иск в ходе уголовного разбирательства против сотрудника милиции Н., требуя компенсации вреда, причиненного незаконным поведением последнего. Национальные суды частично удовлетворили иск, присудив заявителю 10000 рублей в качестве компенсации морального вреда, и указали ему на право предъявления отдельного иска о компенсации в связи с причиненными ему травмами (см. § 19 настоящего Постановления). Решение не было исполнено из-за отсутствия у Н. необходимых средств. Впоследствии заявитель предъявил иск к ряду государственных органов, включая Емельяновский районный отдел внутренних дел, в котором работал сотрудник Н., утверждая, что сумма присужденной компенсации являлась неадекватной и фактически не была ему выплачена. Он также утверждал, что суды должны возложить на государство ответственность и наказать его за возмутительное поведение его представителя, с тем чтобы предотвратить будущие преступления, и, таким образом, присудить ему достаточную компенсацию за причиненные травмы. 3 апреля 2003 г. Свердловский районный суд отклонил иск, указав, что ситуация, в которой оказался заявитель, не охватывается правовыми нормами, лишающими государство иммунитета от требований о возмещении вреда и устанавливающими условия для исков и требований к государству в связи с вредом, причиненным незаконными действиями или бездействием его органов и должностных лиц. Кроме того, районный суд установил, что заявитель уже воспользовался правом на получение возмещения, успешно предъявив иск о возмещении вреда к непосредственному причинителю вреда, Н. (см. § 24 настоящего Постановления). 16 июля 2003 г. Красноярский* (*Здесь и в некоторых других местах оригинала ошибочно указан Краснодарский суд (прим. переводчика).) краевой суд, рассмотрев жалобу заявителя, подтвердил правильность решения районного суда об отказе в удовлетворении иска. Однако краевой суд изменил мотивировочную часть решения районного суда, отклонив довод относительно неприменимости правовых норм об ответственности государства, но поддержал вывод о том, что заявитель уже воспользовался правом на получение возмещения, успешно предъявив иск о возмещении вреда к непосредственному причинителю вреда (см. § 25 настоящего Постановления).
65. Европейский Суд отмечает, что российское законодательство, несомненно, предоставило заявителю возможность возбуждения судебного разбирательства о взыскании компенсации вреда, причиненного вследствие жестокого обращения с ним. Европейский Суд напоминает, что заявитель воспользовался этой возможностью, предъявив иск к непосредственному причинителю вреда (см. § 19 настоящего Постановления) и впоследствии предъявив иск к различным государственным органам с требованием о компенсации вреда, причиненного жестоким обращением (см. § 23 настоящего Постановления). Национальные суды присудили ему 10000 рублей в качестве компенсации морального вреда, которая должна была быть взыскана с Н. Неудовлетворенность заявителя суммой возмещения сама по себе не свидетельствует о том, что иск о возмещении вреда не являлся эффективным средством правовой защиты, что порождало бы такую жалобу. В этой связи Европейский Суд отмечает, что «эффективность» «средства правовой защиты» в значении статьи 13 Конвенции не зависит от определенности благоприятного исхода для заявителя. Орган, упоминаемый в этом положении, не обязательно должен быть судебным; но если это не так, его полномочия и предоставляемые им гарантии имеют значение при определении того, является ли связанное с ним средство правовой защиты эффективным. Также, если отдельное средство правовой защиты само по себе не полностью удовлетворяет требованиям статьи 13 Конвенции, совокупность средств правовой защиты, предусмотренных национальным законодательством, может им удовлетворять (см. Постановление Европейского Суда по делу «Чонка против Бельгии» (Сonka v. Belgium), жалоба N 51564/99, § 75, ECHR 2002-I).
66. В то же время Европейский Суд учитывает довод заявителя о неисполнении судебного решения в части выплаты компенсации. В этой связи следует отметить, что требования статьи 13 Конвенции имеют форму гарантии, а не простого заявления о намерениях или практических мер. Всем статьям Конвенции присущи последствия верховенства права, одного из основных принципов демократического общества (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Чонка против Бельгии», § 83). Европейский Суд напоминает, что исполнимость решений принадлежит к числу требований статьи 13 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу «T.P. и K.M. против Соединенного Королевства», § 109). В то время как признание нарушения может составлять некоторую степень возмещения и удовлетворения, если меры возмещения не будут исполнены, нельзя утверждать, что заявитель получил возмещение иначе как на «бумаге».
67. Представляется, что российские суды не обязаны даже в минимальной степени рассматривать вопрос о возможности исполнения решения, которое они выносят в отношении частного причинителя вреда. В конце концов, истец, требования которого удовлетворены, не может предвидеть, получит ли он присужденную компенсацию. Однако Европейский Суд учитывает, что в сфере исполнения решений по гражданским делам позитивное обязательство государства с точки зрения Конвенции ограничено организацией системы исполнения решений, которая является эффективной законодательно и на практике, и обеспечением их исполнения без ненадлежащей задержки (см. Постановление Европейского Суда от 27 мая 2003 г. по делу «Санлье # против Франции» (Sanglier v. France), жалоба N 50342/99, § 39; и Постановление Европейского Суда от 7 июня 2005 г. по делу «Фуклев против Украины» (Fuklev v. Ukraine), жалоба N 71186/01, § 84). Только если власти обязаны действовать с целью исполнения решения, и они не исполняют этой обязанности, их бездействие влечет ответственность с точки зрения Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 28 сентября 1995 г. по делу «Сколло против Италии» (Scollo v. Italy), § 44, Series A, N 315-C).
68. Европейский Суд отмечает, что заявитель не утверждал, что российский правопорядок не мог обеспечить исполнения решения, вынесенного по его делу, или что государство как носитель публичной власти не действовало старательно с целью содействия заявителю в обеспечении исполнения решения, вынесенного против Н. Европейский Суд отмечает, что приговор от 6 июня 2002 г. о взыскании в пользу заявителя возмещения вреда с Н., оставленный без изменения 27 августа 2002 г., являлся окончательным и имеющим обязательную силу, что удовлетворяло требованию исполнимости, предусмотренному статьей 13 Конвенции.
69. Кроме того, продолжая рассматривать довод заявителя о неисполнимости судебного решения, Европейский Суд учитывает выбор из числа средств правовой защиты, которые были доступны заявителю. Помимо уголовного разбирательства, в котором он выступал в качестве гражданского истца, заявитель имел право требовать возмещения вреда со стороны государства путем предъявления иска о возмещении вреда параллельно уголовному разбирательству против Н., хотя бы не в рамках самого этого уголовного разбирательства, или путем предъявления иска после завершения уголовного разбирательства (см. § 52 настоящего Постановления). Ничто не препятствовало заявителю в предъявлении такого иска в соответствующий момент со ссылкой на то, что государство должно нести ответственность за действия Н. и выплатить компенсацию за причиненный вред. Европейский Суд полагает, что если бы заявитель избрал этот способ, вместо того чтобы предъявить иск к Н. в рамках уголовного дела, он мог исключить опасность вынесения решения о взыскании с несостоятельного ответчика. Однако заявитель сделал юридический выбор в пользу предъявления иска к Н. и поэтому должен нести бремя правовых последствий, включая несостоятельность ответчика и утраты права на иск к государству.
70. В итоге Европейский Суд заключает, что факты настоящего дела не обнаруживают признаков нарушения статьи 13 Конвенции.
II. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с событиями 19 декабря 2001 г.
71. Заявитель жаловался на то, что 19 декабря 2001 г. милиция подвергла его обращению, не совместимому со статьей 3 Конвенции, что власти не провели эффективного расследования происшествия. Европейский Суд рассмотрит жалобу с точки зрения обязательств государства, вытекающих из статьи 3 Конвенции, которая предусматривает следующее:
«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».
A. Доводы сторон
72. Власти Российской Федерации, оспаривая версию заявителя относительно событий 19 декабря 2001 г., утверждали, что отсутствовали объективные доказательства, подтверждающие версию заявителя. Следственные органы рассмотрели указанные события тщательно и отклонили жалобу заявителя, установив, что отсутствуют основания для привлечения к ответственности. Кроме того, национальные суды двух инстанций рассмотрели его требования и также признали их необоснованными.
73. Заявитель утверждал, что он получил медицинскую справку, свидетельствующую о том, что его дважды ударил в грудь сотрудник милиции. Нежелание следствия проводить тщательное расследование событий дало сотрудникам милиции время для того, чтобы представить объяснение своих действий относительно его задержания, содержания в течение двух часов в отделе милиции и жестокого обращения.
Мнение Европейского Суда
74. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции, не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.
(a) Общие принципы
(i) Что касается сферы статьи 3 Конвенции
75. Как указывал в ряде дел Европейский Суд, статья 3 Конвенции гарантирует одну из важнейших ценностей демократического общества. Даже при наиболее сложных обстоятельствах, таких как борьба с терроризмом и организованной преступностью, Конвенция абсолютно исключает пытку и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение и наказание, независимо от поведения потерпевшего (см. Постановление Большой Палаты по делу «Лабита против Италии» (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV, и Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу «Чахал против Соединенного Королевства» (Chahal v. United Kingdom), § 79 , Reports 1996-V). Статья 3 Конвенции не предусматривает исключений, и никакие отступления от нее в порядке применения пункта 2 статьи 15 Конвенции не допускаются даже в случае чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации (см. Постановление Большой Палаты по делу «Сельмуни против Франции» (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 95 , ECHR 1999-V, и Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу «Ассенов и другие против Болгарии» (Assenov and Others v. Bulgaria), § 93, Reports1998-VIII).
76. Европейский Суд последовательно подчеркивал, что страдание и унижение должны в любом случае выходить за пределы неизбежного страдания или унижения, присущего данной форме законного обращения или наказания. Меры лишения свободы часто включают такой элемент. В соответствии со статьей 3 Конвенции государство должно обеспечить, чтобы лицо содержалось под стражей в условиях, совместимых с его человеческим достоинством, а также чтобы способ и метод исполнения такой меры не подвергали его страданиям или тяготам, превосходящим неизбежный уровень, присущий лишению свободы (см. Постановление Большой Палаты по делу «Кудла против Польши» (Kudla v. Poland), жалоба N 30210/96, §§ 92-94, ECHR 2000-XI).
77. В контексте лишения свободы Европейский Суд подчеркивал, что лица, содержащиеся под стражей, находятся в уязвимом положении, и власти обязаны обеспечить их физическое благополучие (см. Постановление Европейского Суда по делу «Тарариева против Российской Федерации» (Tarariyeva v. Russia), жалоба N 4353/03, § 73 , ECHR 2006-. (извлечения)* (*Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 7/2007.); Постановление Европейского Суда от 4 октября 2005 г. по делу «Сарбан против Молдавии» (Sarban v. Moldova), жалоба N 3456/05, § 77; и Постановление Европейского Суда по делу «Муйсель против Франции» (Mouisel v. France), жалоба N 67263/01, § 40, ECHR 2002-IX). В отношении лица, лишенного свободы, любое использование силы, которое не является строго необходимым в связи с его поведением, умаляет человеческое достоинство и в принципе нарушает право, гарантированное статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 7 декабря 2006 г. по делу «Шейдаев против Российской Федерации» (Sheydayev v. Russia), жалоба N 65859/01, § 59 * (*Там же. N 7/2007.); Постановление Европейского Суда от 4 декабря 1995 г. по делу «Рибич против Австрии» (Ribitsch v. Austria), § 38 , Series A, N 336; и Постановление Европейского Суда от 30 сентября 2004 г. по делу «Крастанов против Болгарии» (Krastanov v. Bulgaria), жалоба N 50222/99, § 53).
(ii) Что касается установления фактов
78. Европейский Суд напоминает, что утверждения о жестоком обращении должны быть подкреплены достаточными доказательствами. При оценке доказательств Европейский Суд обычно применяет стандарт доказывания «вне всякого разумного сомнения» (см. Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу «Ирландия против Соединенного Королевства» (Ireland v. United Kingdom), § 161, Series A, N 25). Однако такое доказывание может строиться на совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых презумпций фактов. Если указанные события разворачиваются полностью или в значительной части в сфере исключительного ведения властей, как в делах лиц, находящихся под их контролем в местах лишения свободы, в связи с травмами, причиненными в период содержания под стражей, возникают прочные фактические презумпции. В действительности бремя доказывания может расцениваться как возлагающее на власти обязанность представить удовлетворительное и убедительное объяснение (см. Постановление Большой Палаты по делу «Салман против Турции» (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII).
79. Если имело место разбирательство на уровне страны, в задачу Европейского Суда не входит подменять своими выводами оценку фактов, осуществлявшуюся национальными судами, и, как правило, именно они должны оценивать представленные им доказательства (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Клаас против Германии», § 29* (*Европейский Суд спутал рассмотренные им дела. Ранее в тексте настоящего Постановления упоминалось дело «Класс и другие против Германии» (Klass and Others v. Germany) ( Постановление от 6 сентября 1978 г., жалоба N 5029/71), тогда как постановление по делу «Клаас против Германии» (Klaas v. Germany) вынесено 22 сентября 1993 г. по жалобе N 15473/89 (Series A, N 269). В § 29 последнего содержатся рассуждения о подмене своими выводами оценки фактов, осуществлявшейся национальными судами, тогда как в постановлении 1978 года указанный параграф посвящен описанию процессуального обращения Комиссии по правам человека к Европейскому Суду. Постановление по делу «Клаас против Германии» в тексте настоящего Постановления ранее не упоминалось (прим. переводчика).)). Хотя Европейский Суд не связан выводами судов страны, для того чтобы вынудить его отойти от выводов таких судов о фактах, при обычных обстоятельствах требуются бесспорные элементы (см. Постановление Европейского Суда от 2 ноября 2006 г. по делу «Матко против Словении» (Matko v. Slovenia), жалоба N 43393/98, § 100). Однако когда заявитель ссылается на статью 3 Конвенции, Европейский Суд обязан осуществлять особенно тщательную проверку этих данных (см., с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Рибич против Австрии», § 32 ).
(b) Применение изложенных принципов в настоящем деле
(i) Предполагаемое жестокое обращение со стороны милиции
80. Рассмотрев доводы сторон и все представленные ими материалы, Европейский Суд находит установленным, что 19 декабря 2001 г. заявитель был задержан и доставлен в Свердловский районный отдел милиции. Он был освобожден через два часа. Немедленно после своего освобождения заявитель обратился в местное травматологическое отделение, утверждая, что его побил сотрудник милиции. Медицинское обследование в отделении повлекло установление диагноза «травма левой стороны груди» (см. § 29 настоящего Постановления). Диагноз был основан на жалобах заявителя на то, что он испытывает боль при прощупывании его груди. Врач не выявил каких-либо видимых признаков травмы. Дополнительные обследования не проводились, и лечение не назначалось.
81. Европейский Суд отмечает неубедительный характер травмы заявителя, которая была поставлена под сомнение экспертом при проверке. Он также учитывает тот факт, что первоначальный диагноз не был подкреплен последующими медицинскими наблюдениями, история развития травмы не была зафиксирована, поскольку заявитель не требовал дополнительного медицинского обследования или помощи. Кроме того, не имелось других доказательств жестокого обращения, таких как показания независимых свидетелей.
82. Отсюда следует, что материалы дела не содержат доказательной базы, достаточной для того, чтобы Европейский Суд мог установить «вне всякого разумного сомнения», что заявитель подвергся предполагаемому жестокому обращению 19 декабря 2001 г. (см. аналогичную мотивировку в Решении Европейского Суда от 9 ноября 2006 г. по делу «Гусев против Российской Федерации» (Gusev v. Russia), жалоба N 67542/01, и в более позднем Постановлении Европейского Суда от 1 октября 2009 г. по делу «Топорков против Российской Федерации» (Toporkov v. Russia), жалоба N 66688/01, §§ 43-45 * (*Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 4/2010.)). Соответственно, Европейский Суд вынужден заключить, что по делу требования статьи 3 Конвенции в материально-правовом аспекте нарушены не были.
(ii) Предполагаемая неадекватность расследования
83. Европейский Суд напоминает, что если лицо выступает с доказуемой жалобой на жестокое обращение в нарушение статьи 3 Конвенции, эта статья во взаимосвязи с общим обязательством государства по статье 1 Конвенции «обеспечивать каждому, находящемуся в его юрисдикции, права и свободы, определенные в. Конвенции», косвенно требует проведения эффективного официального расследования. Обязательство расследовать — это «не обязательство получить результат, а обязательство принять меры»: не каждое расследование обязательно должно быть удачным или привести к результатам, подтверждающим изложение фактов заявителем; однако оно должно, в принципе, вести к выяснению обстоятельств дела и, если жалобы оказались обоснованными, к установлению и наказанию виновных. Таким образом, расследование по серьезным жалобам на жестокое обращение должно быть тщательным. Это означает, что власти должны всегда предпринимать серьезные попытки установить, что на самом деле произошло, и не должны со ссылкой на поспешные или необоснованные выводы прекращать расследование либо принимать какие-либо решения. Они должны принимать все разумные меры для того, чтобы обеспечить доказательства по делу, в том числе показания очевидцев, заключения судебно-медицинской экспертизы и так далее. Любой недостаток расследования, который уменьшает шансы установить причины травм или личности виновных, может привести к нарушению этого стандарта (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Михеев против Российской Федерации», § 107 и последующие* (* Постановление Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу «Михеев против Российской Федерации» (Mikheyev v. Russia), жалоба N 77617/01) (опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 6/2006) в тексте настоящего Постановления ранее не упоминалось (прим. переводчика).), и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Ассенов и другие против Болгарии», § 102 и последующие).
84. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что 20 декабря 2001 г., на следующий день после предполагаемого жестокого обращения, заявитель подал жалобу Свердловскому районному прокурору. Таким образом, вопрос был надлежащим образом доведен до сведения компетентных органов в период, когда от них можно было разумно ожидать расследования указанных обстоятельств. Утверждения заявителя, которые являлись подробными и последовательными на всем протяжении национального разбирательства и в Европейском Суде, по крайней мере, в определенной степени подкреплялись медицинской справкой, относящейся к травме левой стороны его груди. Европейский Суд также учитывает тот факт, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, врач признал утверждения заявителя о жестоком обращении достаточно убедительными для уведомления об этом Свердловского районного отдела внутренних дел (см. § 29 настоящего Постановления). Жалоба заявителя, поданная в декабре 2001 г., была, таким образом, доказуемой, и у национальных органов возникла обязанность провести «тщательное и эффективное расследование, способное повлечь установление и наказание виновных» (см. аналогичную мотивировку в Постановлении Европейского Суда по делу «Эгмез против Турции» (Egmez v. Cyprus), жалоба N 30873/96, § 66, ECHR 2000-XII; Постановлении Европейского Суда от 6 апреля 2004 г. по делу «Ахмет Ёзкан и другие против Турции» (Ahmet Ozkan and Others v. Turkey), жалоба N 21689/93, §§ 358 и 359; и в более позднем Постановлении Европейского Суда от 9 июля 2009 г. по делу «Генералов против Российской Федерации» (Generalov v. Russia), жалоба N 24325/03, § 139 * (*Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 3/2010.)).
85. В этой связи Европейский Суд отмечает, что органы прокуратуры, осведомленные о побоях заявителя, провели предварительную проверку, которая не повлекла уголовного преследования. Жалобы заявителя на жестокое обращение также были предметом рассмотрения национальных судов двух инстанций. По мнению Европейского Суда, вопрос, соответственно, заключается не в том, была ли проверка, поскольку стороны не оспаривают факта ее проведения, сколько в том, осуществлялась ли она тщательно, намерены ли были власти установить и преследовать виновных, и, соответственно, была ли она «эффективной».
86. Европейский Суд напоминает, что заявитель полностью зависел от прокурора в сборе доказательств, необходимых для подтверждения его жалобы. Прокурор был наделен полномочиями по опросу сотрудников милиции, вызову свидетелей, осмотру места происшествия, получению заключений экспертизы и принятию всех других существенных мер для установления правдивости показаний заявителя. Его роль имела решающее значение не только для расследования уголовного дела против возможных преступников, но также для использования заявителем иных средств правовой защиты в целях возмещения вреда, который он претерпел (см. § 50 настоящего Постановления).
87. Европейский Суд, таким образом, прежде всего, оценит безотлагательность прокурорской проверки, которая может рассматриваться как показатель решимости властей преследовать виновных в жестоком обращении с заявителем (см. Постановление Большой Палаты по делу «Сельмуни против Франции» (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, §§ 78 и 79 , ECHR 1999-V). В настоящем деле заявитель довел свои утверждения о жестоком обращении до властей, подав жалобу Свердловскому районному прокурору (см. § 33 настоящего Постановления). Прокурор не начал расследование сразу же после уведомления о предполагаемых побоях. Вместо этого он передал жалобу заявителя в Свердловский отдел внутренних дел, государственный орган, сотрудники которого были причастны к событиям, подлежавшим оценке, для проведения служебной проверки (см. § 34 настоящего Постановления). Хотя Европейский Суд признает необходимость внутренних проверок в милиции с целью применения возможных дисциплинарных санкций по делам о предполагаемом превышении полномочий, он находит удивительным, что в настоящем деле первоначальные следственные действия, которые обычно имеют решающее значение для установления истины в делах о полицейской жестокости, совершались самим органом милиции (см. аналогичную мотивировку в Постановлении Европейского Суда от 30 июля 2009 г. по делу «Владимир Федоров против Российской Федерации» (Vladimir Fedorov v. Russia), жалоба N 19223/04, § 69). В этой связи Европейский Суд напоминает, что свой неоднократный вывод о том, что расследование должно проводиться компетентными, квалифицированными и беспристрастными специалистами, независимыми от подозреваемых и учреждения, сотрудниками которого последние являются (см. Постановление Большой Палаты по делу «Рамсахай и другие против Нидерландов» (Ramsahai and Others v. Netherlands), жалоба N 52391/99, § 325, ECHR 2007-. и Постановление Большой Палаты по делу «Оур против Турции» (Ogur v. Turkey), жалоба N 21594/93, §§ 91-92, ECHR 1999-III). Кроме того, хотя тщательность проверки по жалобе заявителя на жестокое обращение будет исследована ниже, Европейский Суд намерен подчеркнуть уже теперь, что он не убежден в том, что ссылавшийся на показания сотрудников милиции в постановлении от 18 февраля 2002 г. помощник прокурора заслушал их лично. Представляется, что он просто пересказал показания сотрудников милиции, полученные во время служебной проверки. Европейский Суд, однако, учитывает важную роль, которую следственные опросы играют при получении точной и достоверной информации от подозреваемых, свидетелей и потерпевших и, в конце концов, при установлении истины относительно расследуемого дела. Наблюдение поведения подозреваемых, свидетелей и потерпевших при опросе и оценка доказательной силы их показаний образует существенную часть процесса проверки.
88. Кроме того, Европейский Суд учитывает тот факт, что во время проверки не делались попытки проведения медицинской экспертизы заявителя. Европейский Суд напоминает в этой связи, что надлежащее медицинское обследование является существенной гарантией против жестокого обращения. Судебный медик должен обладать формальной и фактической независимостью, иметь специальную подготовку и действовать в соответствии с поручением общего характера (см. Постановление Европейского Суда по делу «Аккоч против Турции» (Akkoс v. Turkey), жалобы N 22947/93 и 22948/93, § 55 и § 118, ECHR 2000-X). Европейский Суд отмечает, что безотлагательная медицинская экспертиза заявителя имела особенно важное значение при обстоятельствах настоящего дела в отсутствие исчерпывающего вывода относительно физического насилия, на которое ссылался заявитель. Кроме того, с учетом психологических последствий, которые обычно влечет физическое насилие, Европейский Суд полагает, что наличие психологических симптомов или травм также могло быть задокументировано и оценено. Сочетание физических и психологических доказательств могло, соответственно, быть использовано для подкрепления или опровержения утверждений заявителя. В этой связи Европейский Суд с озабоченностью отмечает, что отсутствие объективных доказательств — таких как медицинская экспертиза — было впоследствии использовано в качестве основания для отказа в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции.
89. Что касается тщательности проверки, Европейский Суд также отмечает ряд значительных недостатков, способных подорвать ее достоверность и эффективность. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что имел место выборочный и в какой-то степени непоследовательный подход к оценке доказательств следственными органами. Хотя извлечения из показаний заявителя были отражены в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела, органы прокуратуры не нашли их заслуживающими доверия, поскольку они отражали личную точку зрения и обвинительную тактику заявителя. Однако следователь нашел показания сотрудников милиции достоверными, несмотря на то, что они могли составлять оправдательную тактику и быть направлены на подрыв доверия к заявителю. По мнению Европейского Суда, проверка прокуратуры применяла различные стандарты при оценке правдивости показаний, поскольку показания заявителя рассматривались как субъективные, в отличие от показаний сотрудников милиции. Достоверность показаний последних подлежала такой же строгой оценке, поскольку проверка должна была установить, подлежат ли они дисциплинарной или уголовной ответственности (см. Постановление Европейского Суда от 23 февраля 2006 г. по делу «Огнянова и Чобан против Болгарии» (Ognyanova and Choban v. Bulgaria), жалоба N 46317/99, § 99).
90. Во-вторых, Европейский Суд находит удивительным, что, несмотря на прямое указание вышестоящего прокурора (см. § 43 настоящего Постановления), следователь не смог установить каких-либо свидетелей, которые не принадлежали бы к милицейскому или медицинскому персоналу. Хотя следственные органы могли не располагать именами лиц, которые могли видеть заявителя в отделе милиции или могли быть свидетелями его предполагаемых побоев, от них можно было ожидать принятия по собственной инициативе мер по установлению возможных свидетелей. Кроме того, Европейский Суд находит странным, что следователю понадобился год, для того чтобы допросить бывшего милицейского стажера И. (см. § 41 настоящего Постановления). К моменту первого опроса в сентябре 2002 г. И. была уже действующим сотрудником милиции в рамках системы, которая требует лояльности и подчинения некоторым ограничениям. Европейский Суд полагает, что изменение статуса И. могло повлиять на содержание показаний, которые она давала.
91. В любом случае у Европейского Суда складывается впечатление, что основное внимание при проверке по жалобе заявителя уделялось не случаю предполагаемого жестокого обращения. Вместо этого власти сосредоточились на установлении объяснения задержания и содержания заявителя в отделе милиции и на опровержении его утверждений о подделке протокола. Европейский Суд вновь подчеркивает странный характер действий прокуратуры, которая в первые дни проверки назначила экспертизу подписей на протоколе задержания, но не назначила медицинскую экспертизу заявителя (см. § 36 настоящего Постановления). Опрос руководителя травматологического отделения — еще один пример нетрадиционной следственной техники властей (см. § 41 настоящего Постановления). Европейский Суд находит удивительным, что заместитель прокурора посвятил этот опрос проверке утверждений о нетрезвом состоянии заявителя, а не получению медицинской оценки характера и причин травм заявителя.
92. Европейский Суд, таким образом, находит, что неспособность следственного органа собрать достоверные доказательства и его благосклонность по отношению к сотрудникам милиции должны рассматриваться как особенно серьезный недостаток расследования (см. Постановление Европейского Суда от 25 сентября 1997 г. по делу «Айдын против Турции» (Aydin v. Turkey), § 106, Reports 1997-VI).
93. Наконец, что касается судебного разбирательства в связи с жалобами заявителя на решения прокуратуры, Европейский Суд находит поразительным, что ни районный, ни региональный суды не проявили интереса к установлению и личному опросу свидетелей предполагаемых побоев заявителя или получению показаний сотрудников милиции, причастных к происшествиям (см. Постановление Европейского Суда от 24 мая 2007 г. по делу «Зелилоф против Греции» (Zelilof v. Greece), жалоба N 17060/03, § 62; и Постановление Европейского Суда от 16 февраля 2006 г. по делу «Осман против Болгарии» (Osman v. Bulgaria), жалоба N 43233/98, § 75). По мнению Европейского Суда, этот необъяснимый недостаток разбирательства лишал заявителя возможности эффективно оспаривать версию событий, выдвинутую предполагаемыми виновниками (см. Постановление Европейского Суда от 16 декабря 2003 г. по делу «Кметть против Венгрии» (Kmetty v. Hungary), жалоба N 57967/00, § 42). Кроме того, Европейский Суд учитывает тот факт, что хотя районный и региональный суд оставили в силе постановление заместителя прокурора от 20 сентября 2002 г. о прекращении дела, найдя его обоснованным и правильным, указанное постановление было через два месяца отменено вышестоящим прокурором на том основании, что проверка являлась неполной, а решение — преждевременным (см. §§ 42 и 43 настоящего Постановления).
94. С учетом указанных выше недостатков действий российских должностных лиц Европейский Суд находит, что проверка, предпринятая в отношении жалобы заявителя на жестокое обращение, не была тщательной, адекватной и эффективной. Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
III. Иные предполагаемые нарушения Конвенции
95. Европейский Суд рассмотрел иные жалобы, представленные заявителем. Однако, принимая во внимание представленные материалы, и постольку, поскольку предмет жалоб относится к его юрисдикции, Европейский Суд не усматривает в них признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней. Следовательно, жалоба в данной части подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
IV. Применение статьи 41 Конвенции
96. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
97. 9 сентября 2005 г. Европейский Суд предложил заявителю представить требования о справедливой компенсации. Заявитель не представил таких требований в установленные сроки.
98. При таких обстоятельствах Европейский Суд обычно не присуждает компенсации. В настоящем деле, однако, Европейский Суд находит возможным присудить заявителю 9000 евро в качестве компенсации морального вреда (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 20 января 2005 г. по делу «Майзит против Российской Федерации» (Mayzit v. Russia), жалоба N 63378/00, §§ 87-88 * (*Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 10/2005.); Постановление Европейского Суда от 7 июня 2007 г. по делу «Игорь Иванов против Российской Федерации» (Igor Ivanov v. Russia), жалоба N 34000/02, §§ 48-50 * (*Там же. N 7/2008.); Постановление Европейского Суда от 3 июля 2008 г. по делу «Чембер против Российской Федерации» (Chember v. Russia), жалоба N 7188/03, § 77* (8 Опубликовано в специальном выпуске «Российская хроника Европейского Суда» N 2/2009.); Постановление Европейского Суда от 31 июля 2008 г. по делу «Надросов против Российской Федерации» (Nadrosov v. Russia), жалоба N 9297/02, § 55 * (*Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 7/2009.); Постановление Европейского Суда от 2 октября 2008 г. по делу «Русу против Австрии» (Rusu v. Austria), жалоба N 34082/02, § 62; и, наиболее позднее, Постановление Европейского Суда от 18 декабря 2008 г. по делу «Кац и другие против Украины» (Kats and Others v. Ukraine), жалоба N 29971/04, § 149), а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную выше сумму.
99. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.
На основании изложенного Суд:
1) признал единогласно жалобу приемлемой в части жестокого обращения с заявителем 24 апреля 2000 г., предполагаемого жестокого обращения с заявителем 19 декабря 2001 г. и неэффективности проверки в связи с этим предполагаемым случаем жестокого обращения, а в остальной части неприемлемой;
2) постановил пятью голосами «за» и двумя — «против», что по делу требования статьи 13 Конвенции нарушены не были;
3) постановил единогласно, что по делу требования статьи 3 Конвенции в материально-правовом аспекте нарушены не были;
4) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в процессуальном аспекте;
5) постановил пятью голосами «за» и двумя — «против»:
(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу, в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции, выплатить заявителю 9 000 евро (девять тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу , который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму;
(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента.
Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 18 марта 2010 г., в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Андре Вампаш
Заместитель Секретаря Секции Суда
Христос Розакис
Председатель Палаты Суда
В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда, к Постановлению прилагается совместное частично несовпадающее особое мнение судей Шпильманна и Малинверни.
Совместное частично несовпадающее особое мнение
судей Шпильманна и Малинверни
1. Мы голосовали против пунктов 2 и 5 резолютивной части, поскольку, по нашему мнению, имело место нарушение статьи 13 Конвенции.
2. Мы хотели бы прежде всего отметить, что именно государства, в первую очередь, силами национальных судов, должны рассматривать нарушения конвенционных прав на уровне страны в соответствии с критериями, принятыми Европейским Судом. Этот принцип — принцип субсидиарности — был недавно подтвержден на Интерлакенской конференции. Действительно, Интерлакенская декларация от 19 февраля 2010 г. напомнила «обязательства государств-сторон обеспечить полную защиту на национальном уровне прав и свобод, гарантируемых Конвенцией «, призвала «к укреплению принципа субсидиарности» и подчеркнула, что «этот принцип подразумевает совместную ответственность государств-сторон и Европейского Суда» ( пункт 2 преамбулы к декларации). Кроме того, она напомнила «о первоочередной ответственности государств-сторон за то, чтобы гарантировать применение и осуществление Конвенции» и призвала государства-стороны «гарантировать [в частности], . чтобы любое лицо, обоснованно заявляющее, что его права и свободы, признанные Конвенцией , были нарушены, пользовалось бы эффективным средством правовой защиты в национальном органе и, в случае необходимости, получало должную компенсацию» ( пункт B. 4. (d) декларации).
3. По нашему мнению, Европейскому Суду следовало бы развить свое толкование статьи 13 Конвенции требованием о том, что эффективное средство правовой защиты должно включать рассмотрение, основанное на критериях, установленных Европейским Судом, и его прецедентной практике, тем самым «содействуя» государствам-участникам в обеспечении эффективного воплощения Конвенции в применении национальным судом законодательства.
4. Статья 13 Конвенции гарантирует доступность на уровне страны средства правовой защиты, направленного на обеспечение предусмотренных Конвенцией прав и свобод, в какой бы форме они ни были закреплены в национальном правопорядке. Таким образом, статья 13 Конвенции требует наличия на национальном уровне средства правовой защиты, обеспечивающего рассмотрение компетентным органом страны существа соответствующей жалобы на нарушение Конвенции и предоставления соответствующего возмещения, хотя государства-участники наделены определенной свободой усмотрения при определении способа реализации обязательств, предусмотренных названной статьей. Европейский Суд уже указывал, что объем обязательств по статье 13 Конвенции различен в зависимости от характера жалобы заявителя в соответствии с Конвенцией. Тем не менее средство правовой защиты, предусмотренное статьей 13 Конвенции, должно быть «эффективным» как практически, так и на законодательном уровне, в частности, его реализации не должны необоснованно препятствовать действия или бездействие властей государства-ответчика (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу «Аксой против Турции» (Aksoy v. Turkey), § 95, Reports of Judgments and Decisions 1996-VI, и Постановление Европейского Суда от 28 ноября 1997 г. по делу «Ментеш и другие против Турции» (Mentes and Others v. Turkey), § 89, Reports 1997-VIII). Мы также полагаем, что если ставится вопрос о доказуемом нарушении одного или нескольких прав, предусмотренных Конвенцией , для жертвы должен быть доступен механизм установления ответственности государственных должностных лиц или органов за это нарушение (см. Постановление Большой Палаты по делу «T.P. и K.M. против Соединенного Королевства» (T.P. and K.M. v. United Kingdom), жалоба N 28945/95, § 107, ECHR 2001-V (извлечения)). Кроме того, в деле о нарушении статей 2 и 3 Конвенции в числе мер возмещения должны быть в принципе предусмотрены компенсации материального ущерба и морального вреда (см. Постановление Большой Палаты по делу «Z и другие против Соединенного Королевства» (Z and Others v. United Kingdom), жалоба N 29392/95, § 109, ECHR 2001-V).
5. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, мы отмечаем, и это не оспаривалось сторонами, что заявитель претерпел серьезные травмы вследствие поведения сотрудника милиции Н. Одно лишь эффективное расследование жалоб заявителя на жестокое обращение не могло устранить физического и психологического ущерба, вызванного прямым и сознательным посягательством на личную неприкосновенность заявителя и потому представляло только одну часть группы мер, необходимых для обеспечения возмещения за жестокое обращение со стороны представителя государства (см. Постановление Европейского Суда от 24 июля 2008 г. по делу «Владимир Романов против Российской Федерации» (Vladimir Romanov v. Russia), жалоба N 41461/02, § 79 ). Заявитель утверждал, что он пытался получить возмещение за жестокое обращение, которое он претерпел, с помощью двух исков о возмещении вреда. Однако он утверждал, что средство правовой защиты не было достаточно эффективным для того, чтобы отвечать требованиям статьи 13 Конвенции, поскольку оно не предоставило адекватного возмещения. Из вышеизложенного следует, что Европейский Суд должен рассмотреть вопрос о том, представляет ли судебный способ получения компенсации вреда, причиненного заявителю, эффективное, адекватное и доступное средство правовой защиты, способное удовлетворять требованиям статьи 13 Конвенции.
6. Заявитель предъявил иск в ходе уголовного разбирательства против сотрудника милиции Н., требуя компенсации вреда, причиненного незаконным поведением последнего. Национальные суды частично удовлетворили иск, присудив заявителю 10000 рублей в качестве компенсации морального вреда, и указали ему на право предъявления отдельного иска о компенсации в связи с причиненными ему травмами (см. § 19 настоящего Постановления). Решение не было исполнено из-за отсутствия у Н. необходимых средств. Впоследствии заявитель предъявил иск к ряду государственных органов, включая Емельяновский районный отдел внутренних дел, в котором работал сотрудник Н., утверждая, что сумма присужденной компенсации являлась неадекватной и фактически не была ему выплачена. Он также утверждал, что суды должны возложить на государство ответственность и наказать его за возмутительное поведение его представителя, с тем чтобы предотвратить будущие преступления, и, таким образом, присудить ему достаточную компенсацию за причиненные травмы. 3 апреля 2003 г. Свердловский районный суд отклонил иск, указав, что ситуация, в которой оказался заявитель, не охватывается правовыми нормами, лишающими государство иммунитета от требований о возмещении вреда и устанавливающими условия для исков и требований к государству в связи с вредом, причиненным незаконными действиями или бездействием его органов и должностных лиц. Кроме того, районный суд установил, что заявитель уже воспользовался правом на получение возмещения, успешно предъявив иск о возмещении вреда к непосредственному причинителю вреда, Н. (см. § 24 настоящего Постановления). 16 июля 2003 г. Красноярский краевой суд, рассмотрев жалобу заявителя, подтвердил правильность решения районного суда об отказе в удовлетворении иска. Однако краевой суд изменил мотивировочную часть решения районного суда, отклонив довод относительно неприменимости правовых норм об ответственности государства, но поддержал вывод о том, что заявитель уже воспользовался правом на получение возмещения, успешно предъявив иск о возмещении вреда к непосредственному причинителю вреда (см. § 25 настоящего Постановления).
7. Российское законодательство, несомненно, предоставило заявителю возможность возбуждения судебного разбирательства о взыскании компенсации вреда, причиненного вследствие жестокого обращения с ним. Заявитель воспользовался этой возможностью, предъявив иск к непосредственному причинителю вреда (см. § 19 настоящего Постановления) и впоследствии предъявив иск к различным государственным органам с требованием о компенсации вреда, причиненного жестоким обращением (см. § 23 настоящего Постановления). Отсюда следует, что в настоящем деле абсолютно необходимо удостовериться в том, повлек ли способ толкования и применения национального законодательства судами страны в процессе применения компенсаторного средства правовой защиты последствия, совместимые с принципами Конвенции , получившими истолкование в прецедентной практике Европейского Суда (см. Постановление Большой Палаты по делу «Скордино против Италии» (Scordino v. Italy) (N 1), жалоба N 36813/97, §§ 187-191, ECHR 2006-V).
8. Мы хотели бы напомнить довод заявителя о том, что он предъявил второй иск, поскольку находил сумму компенсации, взысканной с Н., недостаточной, неразумной и, в любом случае, неисполнимой (см. § 22 Постановления). В этой связи мы отмечаем, что «эффективность» «средства правовой защиты» в значении статьи 13 Конвенции не зависит от определенности благоприятного для заявителя исхода (см. Постановление Европейского Суда по делу «Чонка против Бельгии» (Conka v. Belgium), жалоба N 51564/99, § 75, ECHR 2002-I). В то же время Конвенция должна толковаться таким образом, чтобы гарантировать права, которые являются практическими и эффективными, а не теоретическими и иллюзорными (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 13 мая 1980 г. по делу «Артико против Италии» (Artico v. Italy), § 33, Series A, N 37; Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу «Сёринг против Соединенного Королевства» (Soering v. United Kingdom), § 87, Series A, N 161; и Постановление Европейского Суда от 20 марта 1991 г. по делу «Крус Варас и другие против Швеции» (Cruz Varas and Others v. Sweden), § 99, Series A, N 201). Это также относится к праву, воплощенному в статье 13 Конвенции. Европейский Суд уже не раз указывал, что понятие эффективного средства правовой защиты с точки зрения статьи 13 Конвенции требует, чтобы средство правовой защиты могло повлечь присуждение справедливой и разумной компенсации, соразмерной причиненному ущербу (см. Постановление Европейского Суда от 18 июня 2009 г. по делу «Вдовина против Российской Федерации» (Vdovina v. Russia), жалоба N 13458/07, § 29; Постановление Европейского Суда от 10 апреля 2008 г. по делу «Вассерман против Российской Федерации» (Wasserman v. Russia) (N 2), жалоба N 21071/05, § 49 * (*Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 2/2009.); и, с необходимыми изменениями, Постановление Большой Палаты по делу «Кокьярелла против Италии» (Cocchiarella v. Italy), жалоба N 64886/01, § 93, ECHR 2006-V, с дополнительными отсылками).
9. Таким образом, вопрос о том, получил ли заявитель возмещение за причиненный вред, является одним из вопросов, требующих рассмотрения. Мы учитываем тот факт, что задача расчета размера компенсации является сложной. Она особенно трудна в деле, предметом которого является личное страдание, физическое или нравственное. Не существует стандарта, позволяющего измерить в денежных средствах боль, физическое неудобство и нравственное страдание и тоску. Однако мы не можем пренебречь тем фактом, что присужденная сумма в 10000 рублей при обстоятельствах дела представляется несоразмерно малой, особенно в сравнении с суммами, которые обычно присуждает Европейский Суд по аналогичным российским делам (см., например, Постановление Европейского Суда от 8 января 2009 г. по делу «Барабанщиков против Российской Федерации» (Barabanshchikov v. Russia), жалоба N 36220/02, § 70, и Постановление Европейского Суда от 31 июля 2008 г. по делу «Надросов против Российской Федерации» (Nadrosov v. Russia), жалоба N 9297/02, § 54 )* (*В большинстве российских дел (см. дела, на которые имеются ссылки в этом абзаце), в которых Европейский Суд установил нарушение статьи 3 Конвенции в связи с бесчеловечным обращением, сумма компенсации составляла приблизительно 10000-15000 евро.).
10. В этой связи мы напоминаем, что, подчеркивая значение разумной суммы справедливой компенсации, присуждаемой в рамках национальной системы, для того чтобы данное средство правовой защиты могло рассматриваться как эффективное с точки зрения Конвенции , Европейский Суд неоднократно указывал, что национальные суды пользуются более широкими пределами усмотрения при оценке суммы выплачиваемой компенсации в соответствии с собственной правовой системой и традициями и уровнем жизни в данной стране, даже если присуждаемые суммы уступают тем, которые назначаются Европейским Судом в аналогичных делах (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу «Кокьярелла против Италии», § 80). Европейский Суд также признает, что в некоторых делах предполагаемое нарушение конвенционного права может повлечь присуждение минимальной суммы морального вреда или даже отсутствие выплаты по данному основанию. Однако в таких делах национальные суды должны обосновать свое решение достаточными мотивами (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу «Скордино против Италии», §§ 203-204). Одна из целей мотивированного решения заключается в том, чтобы продемонстрировать сторонам, что их требования надлежащим образом рассмотрены (см., с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 1 июля 2003 г. по делу «Суоминен против Финляндии» (Suominen v. Finland), жалоба N 37801/97, § 37). Важность статьи 13 Конвенции для сохранения субсидиарного характера конвенционной системы должна подчеркиваться тем, что жалобы лиц должны адекватно рассматриваться прежде всего в рамках национальной правовой системы (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Чонка против Бельгии», § 84, и Постановление Большой Палаты по делу «Кудла против Польши» (Kudia v. Poland), жалоба N 30210/96, § 155, ECHR 2000 XI).
11. Таким образом, основной вопрос, требующий рассмотрения Европейским Судом, заключается в обосновании национальными судами компенсации, присужденной в деле заявителя. В этом отношении мы отмечаем, что районный и региональный суды не привели мотивов, оправдывающих сумму компенсации, присужденную заявителю. Решения национальных судов не позволяют установить, какие вопросы суды приняли во внимание, какие национальные стандарты компенсации они использовали или какие методы расчета применили при определении размера компенсации. Власти Российской Федерации не представили Европейскому Суду данных, свидетельствующих о характере критериев, примененных национальными судами при оценке требований заявителя и показывающих, что они основаны на конвенционных принципах и совпадают с собственным подходом Европейского Суда. Отсутствует также объяснение отказу национальных судов в рассмотрении по существу требования заявителя о компенсации за вред, причиненный здоровью вследствие жестокого обращения с ним. Мы учитываем тот факт, что немотивированность решений национальных судов может указывать на существование определенной степени неопределенности и двусмысленности относительно точного статуса, пределов и содержания права на получение возмещения за нарушение, которое гарантирует статья 3 Конвенции, и способа применения этого права на практике. При таких обстоятельствах мы испытываем сомнения относительно того, что заявитель имел эффективную возможность представить в национальные суды жалобу на нарушение Конвенции в части его прав не подвергаться жестокому обращению и получить полное возмещение в связи с ним.
12. Однако мы также готовы сделать еще более далеко идущие выводы из уклонения национальных судов от мотивирования своих решений. С учетом полного отсутствия мотивов несоразмерно малой суммы компенсации, присужденной заявителю национальными судами, мы уверенно полагаем, что суды не рассмотрели надлежащим образом требования заявителя и не смогли действовать в соответствии с принципом адекватного и эффективного устранения нарушения. Мы не убеждены, что национальные суды в настоящем деле, руководствуясь искренним желанием поступать справедливо и исключительно разумно, попытались оценить воздействие, которое случай жестокого обращения оказал на благополучие заявителя (см., с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда по делу «Дугоз против Греции» (Dougoz v. Greece), жалоба N 40907/98, § 46, ECHR 2001-II), и определить уровень физических и эмоционального страданий, беспокойства или иного вредного эффекта, который претерпел заявитель (см. Решение Европейского Суда от 25 ноября 2004 г. по делу «(Nardone v. Italy), жалоба N 34368/02). С учетом этого вывода и того факта, что статья 13 Конвенции содержит прямое выражение обязанности государства защищать права человека в первую очередь и прежде всего в рамках собственной правовой системы, устанавливая дополнительную гарантию для эффективного использования лицом этих прав (см. Постановление Европейского Суда от 20 июня 2002 г. по делу «Аль-Нашиф против Болгарии» (Al-Nashif v. Bulgaria), жалоба N 50963/99, § 132), мы, таким образом, вынуждены заключить, что российские власти не исполнили своей обязанности обеспечить право заявителя, гарантированное этим положением Конвенции.
13. Мы хотели бы также рассмотреть довод о неисполнимости решения о присуждении компенсации. В частности, заявитель утверждал, что российское законодательство не позволяет предвидеть, какие правовые последствия имело предъявление иска против Н., частного причинителя вреда, и что он не сможет добиться исполнения решения. Признавая, что он имел выбор правовых способов осуществления попытки получения компенсации за жестокое обращение, которое он претерпел, заявитель подчеркивал, что в российском законодательстве не имелось ясного указания на то, какое средство правовой защиты обеспечило бы ему более значимый результат, или, если только совокупность средств правовой защиты могла быть эффективной в его деле, каков был правильный порядок их использования. В этом отношении довод заявителя восходит к ключевому принципу Конвенции о том, что даже если отдельно взятое средство правовой защиты само по себе во всей полноте не удовлетворяет требованиям статьи 13 Конвенции, совокупность средств правовой защиты, предусмотренных национальным законодательством, может им удовлетворять (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу «Кудла против Польши», § 152; и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу «T.P. и K.M. против Соединенного Королевства», § 107). Поэтому он должен быть тщательно рассмотрен.
14. Мы отмечаем, что, помимо уголовного разбирательства, в котором заявитель выступал в качестве гражданского истца, имелся еще один способ получения компенсации за вред, причиненный жестоким обращением с ним. Гражданский кодекс России предусматривает право требовать компенсации за причиненный вред от государства путем предъявления иска о возмещении вреда параллельно с уголовным разбирательством против Н., но не в рамках последнего, или путем предъявления такого иска после окончания уголовного разбирательства (см. § 52 Постановления).
15. Что касается первого способа, Европейский Суд уже имел возможность выразить мнение об эффективности такого средства правовой защиты в России, указав, что в отсутствие вывода о виновности, сделанного национальными судами в уголовном разбирательстве, требование о возмещении вреда, как и любое другое средство правовой защиты, доступное заявителю, имело ограниченные перспективы успеха и могло рассматриваться как теоретическое и иллюзорное, не способное обеспечить возмещение заявителю (см. Постановление Европейского Суда от 3 июля 2008 г. по делу «Чембер против Российской Федерации» (Chember v. Russia), жалоба N 7188/03, § 71). Власти Российской Федерации не представили Европейскому Суду какого-либо доказательства того, что при обстоятельствах настоящего дела иск к государству, предъявленный до осуждения Н., мог считаться эффективным.
16. Что касается второго способа, мы напоминаем, что, как следует из толкования национальными судами положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности государства, после присуждения компенсации со стороны сотрудника милиции Н. заявитель утратил право требовать компенсацию от государства (см. § 25 Постановления). Установив, что это средство правовой защиты было уже недоступно для заявителя после вынесения решения о взыскании с Н., мы не считаем нужным продолжать анализ. Однако мы учитываем подразумеваемый довод властей Российской Федерации о том, что заявитель несет ответственность за сделанный им правовой выбор, поскольку он мог избрать предъявление иска к Н. и государству одновременно, вместо того,чтобы выступать гражданским истцом по уголовному делу.
17. В этом отношении мы хотели бы подчеркнуть два аспекта. Во-первых, мы не убеждены, что положения Гражданского кодекса Российской Федерации, в частности статьи 150 , 151 , 1069 и 1070 , на которые ссылались национальные суды при отклонении иска заявителя (см. § 24 настоящего Постановления), предоставляли заявителю достаточные гарантии от недопонимания порядка использования доступных средств правовой защиты и ограничений, вытекающих из их одновременного использования. В этой связи мы полагаем, что ни формулировка этих положений, ни их законодательная история не могли позволить заявителю уяснить, какие правовые выводы сделают национальные суды из его правового выбора о предъявлении иска вначале к Н. Иными словами, они не дали ему оснований полагать, что его иск к Н. может повлечь лишение права на предъявление иска к государству с целью получения более значительной суммы компенсации, чем уже присужденная ему за счет Н. Мы отмечаем, что ни власти Российской Федерации, ни национальные суды не ссылались на какое-либо правовое положение, разъясняющее вид ответственности (субсидиарная, солидарная и так далее), которую несет государство за действия своих должностных лиц при рассматриваемых обстоятельствах. В частности, суды не обосновали свою позицию о том, что заявитель не имеет права предъявлять гражданско-правовые требования к государству при том условии, что в новом разбирательстве уже присужденная ему компенсация была бы принята во внимание в целях определения того, получил ли он полное и адекватное возмещение. Таким образом, мы полагаем, что заявитель мог разумно требовать в национальных судах компенсации от государства, даже если в его пользу было присуждено возмещение вреда за счет Н.
18. Во-вторых, мы учитываем тот факт, что уголовное разбирательство против Н. продолжалось более двух лет, и национальным судам потребовался еще почти год для рассмотрения его иска к государству. С учетом ситуации, в которой находился заявитель в то время, ему не может быть поставлено в вину использование способа, отвечавшего наиболее насущным его потребностям, то есть гражданского иска в уголовном разбирательстве против Н., поскольку он имел основания полагать, что если он предъявит иск против Н. и будет не удовлетворен его исходом, он не будет лишен права возбудить разбирательство против государства.
19. Подводя итог, мы полагаем, что сочетание факторов, рассмотренных выше, свидетельствует о том, что заявитель не располагал ни обособленным средством правовой защиты, ни совокупностью средств правовой защиты, удовлетворяющими требованиям статьи 13 Конвенции. Соответственно, имело место нарушение этого положения Конвенции.
20. Наконец, мы отмечаем, что размер компенсации морального вреда, присужденной в соответствии со статьей 41 Конвенции, является слишком незначительным. Поскольку мы полагаем, что имело место нарушение статьи 13 Конвенции, мы логично голосовали против пункта 5 резолютивной части Постановления.
www.garant.ru